Мария Терезия хотя и покорилась необходимости, однако не отказалась окончательно от Силезии. Мысль о возможности возвращения Силезии и об отмщении тому, кто ее отнял у Австрии, была преобладающим помыслом ее царствования, в течение которого она осуществила и множество весьма полезных реформ.

Очистив управление от бесполезных элементов, она сумела произвести сбережения, да и в администрацию внесла значительное оживление; в особенности в военном быту, по ее уполномочению, внесено было много нового генералом Кевенгюлером (единственным отличившимся в последнюю войну), который энергично трудился над устройством армии; с другой стороны, у духовенства отнято было много праздничных дней, огромным количеством которых уже и тогда объяснялась чрезвычайная отсталость католических стран сравнительно с протестантскими в области просвещения и успехах интеллигенции. Но слишком большого значения все эти попытки реформ иметь не могли, так как правительство всюду в обществе наталкивалось на апатию массы и на высокомерные притязания дворянства, не способного ни к какой деятельности. Немного было в местном обществе и таких людей, которые держались того мнения, что благоразумнее всего было бы поставить крест на Силезии, и даже умнейший из государственных людей императрицы-королевы, ее посол при французском дворе (1750-1752 гг.), граф Кауниц, дерзнул выразить это воззрение в меморандуме, представленном государыне. И этот же самый Кауниц, перейдя на сторону воззрений Марии Терезии, был затем (с 1753 г.) ее приближенным советником; ему-то, этому новому государственному канцлеру, и удалось весьма трудное и почти невероятное дело – призвать и Францию, и Россию к союзу с Австрией для обуздания короля прусского.