Статуя германки. Считается, что она изображает Туснельду.
Этот выдающийся личными достоинствами князь херусков, даже в скудных сообщениях современников представляющийся человеком замечательным, добился одного: Римское государство окончательно приняло политику Тиберия, отказалось от широких планов наступательной войны и оградило свою границу колоссальной системой укреплений (limes), начатых при Августе, законченных при Адриане, затем дополняемых и совершенствуемых и охвативших, наконец, пространство около 500 верст, между Дунаем и Рейном. В германцах же проявилась наклонность к наступательной политике: это выразилось при восстании Цивилиса в столь знаменательный и гибельный для Рима 69 г. н. э. Это восстание, начавшееся среди племени батавов в северо-западной части Нидерландов, показывает влияние, оказанное на племена правого берега Рейна борьбой с римлянами. В данное время уже не было недостатка в честолюбивых вождях, в самом Риме научившихся римскому военному искусству и усвоивших более широкие взгляды на политику: среди масс появились отдельные сильные личности.
Медная монета в честь победы Германика над херусками, хаттами и ангривариями в 17 г. н. э.
АВЕРС. Германик на триумфальной колеснице — квадриге
РЕВЕРС. Германик, обращающийся с речью к войску. В левой руке он держит легионного орла.
Надпись SIGNIS RECEPTIS относится к орлам, взятым германцами у римлян при поражении Квинтилия Вара и возвращенным Германиком.
Лукавый батав вступил в отношения с несколькими честолюбцами из галльских вельмож для осуществления обширного плана и смог при этом показать себя достаточно самостоятельным по отношению к их мечтам о каком-то «государстве галльских земель» и к предсказаниям друидов о том, что «власть над миром должна теперь перейти к заальпийским народам». Даже в общем способе ведения войны уже заметен правильно выработанный план; в этой войне Цивилис пользовался прорицательницей из страны бруктеров как орудием своей политики, и посольство тенктеров (в то время, когда германцы и галлы на время завладели Колонией) поздравило жителей Колонии с присоединением их «к народу и к имени германскому». Восстание, однако, ни к чему не привело: оно закончилось миром на снисходительных условиях. В последовавший за этим 25-летний период появилось в свет небольшое сочинение Тацита о Германии. Никогда еще не бывало до этого времени ни у греков, ни у римлян, чтобы известный писатель со столь глубоким интересом отнесся к изучению быта варварского народа; но этого мало — Тацит во многих отношениях идеализировал быт германского народа. Так, например, он объяснял отсутствие у них кумиров их высоким представлением о божествах, которых будто бы немыслимо заключить в тесные стены храма или облечь в человеческий образ. Кроме того, о пороках и недостатках германцев он говорил вскользь и снисходительно отзывался об их страсти к войнам, о наклонности к ссорам за пирами, о пристрастии к игре и т. п., а их добродетелям отдавал полнейшую справедливость, восхваляя их священное уважение к домашнему крову, ненарушимое целомудрие, уважение к женщинам, которым германцы приписывали некоторое священное значение и дар к прорицаниям, гостеприимство и страшную суровость, с которой они наказывали за противоестественные пороки, трусость и предательство. Тацит преднамеренно противопоставляет здравое состояние этого народного быта той испорченности, которая процветала в Риме: ни денег, ни завещаний, ни безнравственных зрелищ; и дружба, и вражда одинаково передавались из рода в род, хотя последняя не бывала непримиримой… И он проникнут сознанием того, как опасны должны быть в качестве врагов эти люди, «которые строением своего тела и всей внешностью своей нас изумляют», и несколько раз возвращается к этой мысли.