Все исполнили свой долг, по мере сил, и только шведский кронпринц, который был уже достаточно близко к полю битвы, не поспешил на помощь союзной армии. Только на следующий день он прибыл, наконец, на место действия, причем английский комиссар, сэр Чарльз Стюарт, счел возможным сказать ему: «Вашему королевскому высочеству пришлось бы очень раскаиваться, если бы вы и сегодня сюда не пожаловали». Более того, ожидалась еще русская резервная армия, под командованием Беннигсена, между тем как у Наполеона не оставалось никакого значительного подкрепления. Сильно нуждался он в тех 30 000 человек, которых он оставил на защиту Дрездена, отступив на этот раз от своего прежнего принципа — направлять все силы к главному месту действия. Для него уже наступало время подумать об отступлении, так как победа для него была уже недосягаема, и представлялась еще возможность довести до берегов Рейна армию в 100–120 тыс. человек. В каком-то странном ослеплении, которое было бы необъяснимо даже и для обыкновенного смертного, он попытался еще раз через пленного генерала Мeрвельдта предложить перемирие на тех самых условиях, на которых два месяца назад мог бы получить мир. По-видимому, он возлагал еще какие-то надежды на своего тестя; но он напрасно ждал ответа на свое предложение.