Первоначально программу крестьянского движения составляли 12 статей, или параграфов, неизвестно кем сочиненных. Требования, выраженные в этих параграфах, были весьма разумны, справедливы и их нельзя было назвать неисполнимыми. Они настаивали на отмене ущербов, наносимых скотом полям, а также новых, возложенных на крестьянство тягостей, требовали свободной охоты, восстановления старых общинных вольностей. Они не желали более быть собственностью владельцев; напоминали о том, что Христос и их тоже искупил своими страданиями. Сверх того, они требовали от проповедников, избираемых общиной, чтобы те поучали их правой вере. В двенадцатом параграфе этой программы выражено было желание подтвердить все эти требования местами из Святого Писания. Но кто бы взялся расследовать эти параграфы, кто был бы в состоянии удержать возмутившихся крестьян в пределах этой программы? Исступленные агитаторы являлись всюду руководителями восстания и выступали на сцену в тех случаях, когда одержанный бунтовщиками успех предавал противников в их руки. Разительным примером этого исступления может служить известный эпизод с графом Гельфенштейном, который попал в руки крестьян вместе с некоторыми рыцарями из своей свиты и слугами, в том городке, Вейнсберге, в котором он искал себе убежища. При свете пожара, среди общего пированья и разгула мятежников, крестьяне держали между собою совет, как поступить с графом? При этом верх одержало мнение вожака одной из шаек, который утверждал, что на все дворянство следует нагнать страх и ужас, и прежде даже чем решение было принято всеми, пленники уже были выведены на лужок позади замка. Напрасно графиня на коленях умоляла мятежников, чтобы они пощадили ее мужа, и, думая разжалобить их, протягивала к ним свое дитя. Напрасно и граф предлагал им 30 000 гульденов выкупу, лишь бы они его не убивали, мятежники ударили в барабаны, и при их треске совершилась кровавая расправа с пленниками. И действительно, перепуганное дворянство всюду стало изъявлять согласие на законы, введение которых требовалось крестьянами. Один из рыцарей, истинный сын своего века, Гёц фон Берлихинген, вздумал быть даже вождем их и руководителем, однако же тщетно пытался внести хоть какую-нибудь дисциплину в разнузданные шайки мятежников.

Крестьяне-мятежники.

Уменьшенная титульная виньетка, резанная на дереве

Скульптурное изображение Гёца фон Берлихингена на надгробном камне его могилы в монастыре Шёнталъ.

Надпись: «Und er warthet allhie eiuer froellichen Auferstehund» ( «и он ожидает здесь радостного воскресения»)