Описание заключительных боев в Берлине вышло бы за рамки этих заметок. Это невозможно отчасти также и потому, что в распоряжении нет соответствующих документов. Это была бы довольно мрачная картина. Последний бой вели — на заключительном этапе в составе LVII танкового корпуса генерала [артиллерии Германа] Вейдлинга — остатки активных подразделений, таких как 18-я и 19-я моторизованные дивизии вермахта, дивизии СС «Нордланд» и «Шарлемань» под командованием [бригадефюрера СС и генерал-майора войск СС Иоахима] Циглера, а позже [бригадефюрера СС и генерал-майора войск СС Густава] Крукенберга, берлинские резервные части войск СС [бригадефюрера СС и генерал-майора войск СС Вильгельма] Монке, а также военно-морские подразделения, отряды фольксштурма и Гитлерюгенда под командованием [имперского руководителя молодежи Артура] Аксмана.

Французы обороняют Берлин

Французский батальон был включен в состав дивизии СС «Нордланд» как самостоятельное подразделение. После тяжелых боев прошедшей зимы и весны батальон насчитывал едва ли 1500 человек. В основном это были норвежцы, датчане и шведы, которые, все без исключения, добровольно вызвались бороться с большевиками.

Пробил роковой час Берлина. Вокруг грохотал бой, ревели гранаты и без разбора стирали с лица города целые кварталы, казалось, было слышно, как бушует вдали свора захватчиков. Но Берлин сохранял спокойствие перед лицом этой пляски смерти. Люди, как обычно, не торопясь, шли по улицам, делали то, что привыкли делать — только с каким-то почти религиозным благоговением. Смерть притаилась за углом, все это знали, но старались не предаваться бездействию или отчаянию. Берлин не был жертвой, ожидающей палача, он был раненым воином, который сопротивляется судьбе и собирает силы для последнего боя.

Как на учениях, продвигались наши воины, крались от одной двери к другой, через руины и стены и нападали на красных стрелков, которые прятались на этажах зданий. Танки, идущие вслед за ними, выплевывали огонь и пламя и не оставляли вражеской пехоте ни одного шанса на ответный удар. Наша атака распространялась все дальше.

Ручными гранатами и штыками мы очищали дом за домом. И все это — на глазах у берлинцев, которые то тут то там выглядывали из убежищ и осведомлялись о ходе боя. Все всё еще надеялись, что русские не дойдут до них. Часто они выносили нам воду или кофе: «Вот, пейте! Вы же, должно быть, умираете от жажды!» Другие приглашали нас к себе в подвал разделить с ними трапезу из их последних пайков.

Красные несли чудовищные потери. Разбито было около 30 танков и зенитных орудий, не говоря уже о многочисленных убитых и раненых. Наши связные носились под огнем, восстанавливая и поддерживая сообщение с оставшимися штурмовыми ротами. У нас самые сложные и опасные поручения выполнял 20-летний Милле. Много раз за это утро мы думали, что видим его в последний раз. Но снова и снова он появлялся перед нами, спокойный и невозмутимый: «Приказ выполнен!» Когда мы около полудня пересекали очередную улицу, рядом просвистела граната — Милле закачался и упал вниз лицом. Последний раз вздрогнул всем телом и остался неподвижно лежать на мостовой. Теперь в дело вступили Т-34. В последний момент на соседней улице показался «Королевский Тигр». Его 8,8-сантиметровый ствол медленно опускался. Раздался сухой негромкий взрыв, и танк красных замер посреди улицы. Рядом все еще лежал Милле в своей маскировочной коричнево-зеленой рубашке, светлые волосы испачканы пылью, юношеское лицо омрачено печатью смерти. Друзья отнесли его тело в укрытие.

Рожер, 19-летний черноволосый чертяка, занял его место. Он был фанатиком, который пришел записываться в добровольцы в 17лет и заявил тогда офицеру, который с насмешкой объяснил ему, что для француза военная жизнь слишком тяжела: «Она не для всех, и именно поэтому я здесь!» Он стал асом в ближнем бою и в обращении с ручными гранатами.

Финк проводил меня по шахте метро до станции Кохштрассе в газетном центре Берлина. Там меня ждал Вебер — солдат, которому на завтрак требовался, по крайней мере, один вражеский танк. Он провел меня в низко расположенную над тротуаром комнату, из которой отлично просматривалась Вильгельмштрассе. «Вы только посмотрите на это!» — В трех метрах от нас неподвижно замер Т-34. На башне виднелся след от снаряда фаустпатрона, гусеницы догорали и дымились. «Разве это не красота?» — спросил Вебер тихо.